Сегодня восемь часов утра для меня наступило в пять.
Снилась мне опять какая-то наркоманская хрень, что, в принципе, неудивительно. Мне всегда снится наркоманская хрень.

Я сидела в холодном скриптории Мон-Сен-Мишеля и пыталась писать под диктовку какой-то странный текст. Трижды проколола пером пергамент, разлила на рясу чернила и огребла от главного скриба. Написать ничего так и не получилось - монах, сидевший слева, откинул капюшон и подняв то, что у нормальных людей называется бровями, шепотом предложил: "Бежим?" Пропустим минутку фангерлинга и удивленно распахнутые глазищи - ясное дело, я согласилась. Попытавшись жестом супергероя сбросить рясу, запуталась в ней. Пока офигевшие скрибы пытались понять, в чем дело, из монашеских одежд я все же выпуталась и все заорали:
- Да это же женщина! Женщина в монастыре!
Доктор-уже-не-монах фыркнул.
- Отличный сюрприз, да?
И мы побежали, неловко размахивая факелом (я) и звуковой отверткой (Доктор). За нами гналась толпа монахов, кричавшая "Ведьма!", жаждавшая меня отхлестать железным прудом и утопить в зыбучих песках. Романтика! Бежали мы долго, умудрились потерять факел и влететь лицом (опять я) в стену. Доктор хихикал, извинялся и снова дико хохотал.
А через секунду я уже сидела в ТАРДИС, укутанная в плед, вцепившись в кружку с чаем. Ривер рядом читала старофранцузский манускрипт, делая пометки в блокноте и поглядывая на меня.
Откуда-то я знала, что это написано мной.
И почему-то была совсем не удивлена.

Тут в консольную влетел лохматый и чуть дымящийся Доктор, всплеснул руками и полез обниматься к Ривер. Только я решила начать умиляться, как Одиннадцатый поднял голову и недовольно пробурчал:
- К тебе пришли. И... и... я тебе не таксист!
И в этот самый момент мне на плечо ложится рука. Перепугавшись, оборачиваюсь - Джим Мориарти улыбается, как кот, попытавшийся утопиться в валерьянке, и голосом Мандрикова спрашивает:
- Скучала по мне?

И я проснулась. В полной уверенности, что пора вставать, разбитая, невыспавшаяся и офигевшая.
Воображение, ты не в себе. Иди домой.