Больше всего пугает, наверное, собственная уязвимость. Беззащитность. Самоизоляция началась сумбурно, а когда закончится – неизвестно, и я только-только позволила себе сесть и подумать над тем, действительно ли я справляюсь и чего мне это на самом деле стоит.

Дело вот в чем: я всегда гордилась тем, что многое могу выдержать. Не женщина, а кремень, понимаете ли. Могу работать на износ, проглотить обиду и оскорбление, поступиться своими желаниями и самочувствием, вычеркнуть из своей жизни человека и (возможно когда-нибудь) никогда больше о нем не заговорить. Всегда гордилась тем, что могу «приморозить» то, что чувствую; дистанцироваться, захлопнуть створки, как мидия, которую ткнули ножом. За то, что стараюсь понимать и чаще всего ставлю желания и ожидания других людей выше своих.
Потому что я – сильная. Я всё могу и сама.
И это правда. Только я постоянно отворачивалась от того, как легко меня растрогать, с каким трепетом каждый раз я обнимаю кого-то в ответ, как жду сообщений и с замиранием сердца слушаю голос тех, кто мне дорог. Как сильно я на самом деле боюсь их потерять.
Какая-то часть меня всю жизнь этого стыдилась: ты рыба-прилипала, ты вешаешься на людей, и только поэтому они до сих пор с тобой… Никто не может ударить и унизить нас так болезненно как мы сами. Но, если подумать, что такого в том, чтобы любить своих близких? Своих друзей? Зачем отбирать у себя радость, даже зная, что потом, вероятно, будет больно? И даже если будет? Это всего лишь значит, что нам нужна вся радость, которую мы только способны отыскать и прожить – особенно в эти непростые времена.
Нужна огромная храбрость и внутренняя сила для того, чтобы действительно принять: я всего лишь человек. Уязвимая, нуждающаяся в других.
Я не знаю, что будет дальше, неопределенность пугает меня. Но больше всего пугает то, что, как бы я ни старалась упорядочить свою жизнь, закопаться в работе, я всё ещё беззащитна. Я не могу поручиться даже за собственные здоровье и безопасность, а за своих родных и друзей – и подавно. Я бежала от этих мыслей три недели, и я больше не могу.
Пора признать: каждому из нас тяжело и страшно. Мне тоже тяжело и страшно. И это нормально.

Я пишу это всё в попытке примирить себя с лавиной того, что испытываю. Не жду, что сразу после публикации этого поста всё получится: я приходила к этим мыслям почти недели, сумбурно и бессвязно записывая каждую из них, приходящую в голову, в бумажный дневник. (Очень приятно, оказывается, заполнять страницы от руки: вот она я, я оставляю следы, я – есть.)
В итогах прошлого года я писала о принятии. Не буду врать: мимолетно проскочила мысль о том, что я вас обманула и на самом деле ни черта ни приняла и ни с чем не познакомилась. Я всё еще требую от своего тела того, на что оно не способно, но куда важнее то, что теперь я готова тренировать его. И ждать результата, а не ожидать его в следующий миг. Я и так много крепче, чем кто-то из моих ЛФК-инструкторов (спасибо им!) когда-либо мог себе вообразить.
Это – огромный шаг вперед.

Сидя в деревне, погруженная в работу, я начала её ненавидеть. А потом себя, потому что как можно ненавидеть работу сейчас, когда многие из нас её вообще потеряли?
Но проблема была не в работе. Я всего лишь наплевала на то, что давало мне почву под ногами и настраивало на рабочий лад: пропускала зарядку, завтракала наспех, не пила витамины по расписанию, садилась за компьютер в 7 утра в пижаме и халате. Не выходила на улицу – в деревне, где почти нет людей, а места полно: огород, сад, поле!
Я снова хотела быть Терминатором, а была всего лишь уставшей девочкой-отличницей, которая ждала похвалы за рвение, а получила замечание об упавшей скорости.
Ничего, впрочем, удивительного. Я же не Терминатор.

Я научилась принимать то, что я – вот такая: моё здоровье, мою внешность, походку, мечтательность, неловкость, любовь к разговорам – разным, от болтовни до тихих усталых бесед на кухне под гранатовое вино. Я теперь знаю о себе многое: то, что изменить нельзя, и то, что изменить сложно.
Но я всё ещё боюсь собственных эмоций.
Поэтому во время карантина самым важным будет вопрос не о том, смогу ли я принять собственную уязвимость. Я признаю, что она у меня есть.
Вопрос в том, смогу ли я себя за неё простить.

И если смогу, то уже ничто на этой земле не сможет меня остановить на пути к моей мечте.
Даже я сама.